Праксис и поэзис истины: Деррида и Марион читают Августина

Аннотация

Истолкование facere veritatem у Деррида и Мариона можно разделить на несколько сущностных моментов: и Деррида, и Марион отказываются видеть в facere veritatem вариант речевого акта, потому что facere veritatem представляет собой событие истины (Деррида), делает истину событием для субъекта (Марион) и является чужой речью (Другого – для Деррида и Бога для Мариона), которая определенным образом усваивается субъекту или, точнее, субъект усваивается ей. У обоих эта концепция испытала существенное влияние Левинаса, точнее его интерпретации августиновской veritas redarguens как истины, ставящей Я под вопрос. В итоге facere veritatem выступает как парадигмальная форма conversio: истина, которая “творится” в “истинствовании”, есть истина обращения и даже возникновения субъекта, истина, превосходящая возможности речи, это не столько речевой акт, сколько сверхречь, структура, лежащая в основе всякой другой речи. Для Мариона такой сверхречью является тройная форма бытования литургической речи (исповедание вины, хвала, чтение Откровения), а для Деррида – литературное творчество, в котором поэзия и правда, фикция и свидетельство сплетаются воедино, чтобы образовать тайное место истины.